«Курьер. Среда. Бердск» продолжает публиковать воспоминания бердчанина-фронтовика Вячеслава Черноголовкова. Его записи — это уникальный материал по истории страны. По его воспоминаниям можно узнать реальную деревенскую жизнь начала 20 века, подлинные события Великой Отечественной войны, восстановление СССР после военного лихолетия. Мы искренне благодарим Вячеслава Кузьмича за то, что он оставил потомкам целую книгу о своей жизни, в которой, как в капле воды, отражается целая эпоха, судьба не одного поколения советских людей.
Неласковая Эстония
Во время службы в армии меня приглашал один товарищ из Эстонии на жительство и работу в их краях. В Эстонии я раньше не был. Пассажирский поезд Ленинград - Таллин ходил ежедневно. Билетов, как всегда, не было. У меня к этому времени уже был какой-то опыт проезда безбилетником, даже ключ от входной двери тамбура был, и я в тамбуре вагона безбилетником добрался до г. Таллина.
Граница между Эстонией и Россией проходит по реке Нарва. С одной стороны город Нарва, с другой Иван город Нарвский. Мост во время войны взорвали. К 1947 году через реку Нарва был сооружён вантовый железнодорожный мост. По туго натянутым стальным канатам уложены шпалы и рельсы. Скорость движения по мосту ограничена пятью километрами в час. Когда едешь в вагоне, ничего странного не замечаешь. При взгляде со стороны мост вместе с поездом прогибается на сравнительно большую высоту. При переправе через мост подключался второй дополнительный паровоз.
Таллин – старинный город с очень узкими улицами. Проезжая часть дороги могла пропускать только два ряда машин, и тротуары по обе стороны улицы. Постройки отличались от российских своеобразной архитектурой. Первую ночь в Эстонии я провёл на вокзале, там случайно познакомился с демобилизованным офицером. Он так же, как и я, приехал познакомиться с жизнью в Эстонии по совету (приглашению его товарища – эстонца).
Товарищи приглашали на ознакомление в посёлок поблизости г. Рапле. Приняли решение в первую очередь поехать в г. Рапле, а потом по адресу моего товарища в г. Пярну. В город Рапле мы приехали поздно вечером, решили переночевать, а на следующий день искать адресата. Гостиниц в городе не было, мы зашли в несколько домов на окраине с просьбой пустить переночевать. Везде получили резкий, а иногда и с бранью, отказ.
Дома на окраине (да можно сказать и в самом городе) были деревянными, с приусадебными участками, в большинстве случаев огороженные сплошными заборами. Каждый двор охраняла собака, спущенная на ночь с цепи. На улице свободно бегала стая собак. Мы были вынуждены вооружиться увесистыми палками. В сумерках увидели недалеко от поселка строение и решили, что в нём мы и переночуем. Оказалось это строение сараем-навесом, набитым сеном. Мы в сторонке перекурили и решили, что лучшего места для ночлега сегодня не найдём. Договорились, что один будет спать, второй охранять, поочерёдно.
Охранять в первую очередь досталось на мою долю. Товарищ сладко спит. А я в ту пору спать любил и мог делать это в любых условиях. Через какой-то промежуток времени я тоже уснул. Проснулись мы как-то вместе около шести часов утра, выразили между собой радость за проведённую ночь. Вблизи от сарая протекал ручеёк, в нём мы помылись и позавтракали остатками пищи со вчерашнего дня. Затем направились на городской базар, с надеждой найти попутный транспорт в сторону нашего адресата.
У меня закончились спички, в то время я здорово курил, подошёл к повозке и обратился к хозяину с просьбой дать прикурить, в руках у него была раскуренная трубка. В ответ на эстонском языке (конечно, я его не понял, но сообразил, что получил площадную брань в свой адрес) меня выругали, на чём белый свет стоит. Это я понял по поведению и хохоту хозяев соседних повозок.
Такое же отношение мы встретили при посещении столовой и в других общественных местах. Меня такая жизнь не устраивала, и я твёрдо решил прекратить поиски своего товарища эстонца и возвратиться в Россию. Я до сих пор уверен в гостеприимстве моего товарища в случае нашей встречи, но решил не обременять его излишними заботами. Такое же решение принял и мой новый товарищ, офицер.
Мы вернулись в Таллин. На оставшиеся деньги я купил муки около 50 кг. В Эстонии мука стоила дешевле, чем в России в несколько раз. Таким же путём на подножке вагона или на крыше мы добрались до Ленинграда. По рассказам жителей в городах Эстонии орудовала шайка грабителей и бандитов, на хуторах уже имелись случаи уничтожения всех членов семейства. В шайке орудовали русские, эстонцы и люди других национальностей. После войны работы не было и таких шаек бандитов было полно и в других городах, в том числе и в российских. Крыши над головой у меня не было, и я решил вернуться в г. Череповец, в надежде найти себе работу и пристанище.
Пахали на людях
Время года было весеннее, шла посевная кампания. В Ленинграде многие жители вскапывали цветочные клумбы и вместо цветов высаживали картошку, на семена использовали только росточки с небольшим кусочком картофелины, называли их жопками. Из окна вагона, а я сумел забраться в него, наблюдал после станции Мга за танками, утонувшими в болотах, и русскими, и немецкими. Болото их засасывало постепенно, некоторые погрузились до башни, некоторые до ствола пушки, некоторые до люка, а большинство, по-видимому, болото засосало на совсем. Следом за этим болотом располагались пахотные поля.
На всю жизнь у меня в глазах стоит страшная картина: женщины, человек 5-6, на лямках тянут плуг, плугом управляет старик с бородой. Они находились от поезда на приличном расстоянии, и разглядеть подробнее я не мог, может быть, это был и молодой мужчина с бородой. В деревнях лошадей и тракторов в послевоенное время, можно сказать, были считанные единицы. Таким непосильным трудом народ выращивал хлебушек и обеспечивал питанием огромную армию военнослужащих всю войну и послевоенное время вплоть до 1948 года.
Хлебные карточки были отменены, по моему только в 1947 году. В Череповце с подарком – мешок муки, меня встретили как родного. До начала войны в 1940 году правительством было принято решение построить в нашем городе крупный металлургический завод. Работы по строительству завода начинались силами заключённых. Каждое утро по дороге из зоны шли целые колонны заключённых, практически расконвоированных, на всю колонну охрана составляла несколько человек. С началом войны строительство законсервировали.
Не годен к службе
Практически до 1947-1948 годов страна занималась восстановлением разрушенного жилья, заводов, фабрик и переоснащением заводов на выпуск мирной продукции. Работы на предприятиях города не было. Тётя Лида в своём доме содержала квартирантов, один из них был каким-то руководителем в системе лесного хозяйства. Во дворе нашего дома стояла старенькая автомашина ГАЗик. Квартирант согласился взять меня на работу водителем ГАЗика.
До оформления на работу на этом ГАЗике я развёз сотрудникам организации дрова. Один раз съездил вместе с ним по служебным делам в Устюжну. После поездки мой начальник дал согласие на моё оформление на постоянную работу шофёром.
На медицинской комиссии сестра дала мне кусочек ваты и попросила заткнуть правое ухо, команду я выполнил, повторил слова доктора, после этого ватка перекочевала в левое ухо. Врач что-то там говорит, а я не понимаю, не слышу. В карточке появляется решение врачей – к работе шофёром не годен. В 1944 году я был контужен, и какое-то время на правое ухо я совсем не слышал. Прошло время, я привык, слух в правом ухе понемножку восстановился, и я считал себя человеком с вполне нормальным слухом. Знал бы об этом заранее, может быть, и не стал бы плотно затыкать ватку в ухо.
Ничего не поделаешь, специальности другой у меня не было, принял решения поискать свою судьбу в других краях. На следующий день, после ухода квартиранта на работу, я заправил свою машину и поехал по деревням, зарабатывать деньги на поездку в другие места. Дорог с твёрдым покрытием в Череповецком районе не было, все дороги грунтовые, с ямами и ухабами. На окраине города, в районе тоннеля под железной дорогой, собралась куча народа, поджидающая машину. Пассажиров набрался целый кузов, размещались стоя, поддерживая друг друга.
Пунктом назначения была какая-то большая деревня, расположенная километров за 20 от города. В деревне ждали пассажиры для поездки в город. Денег за проезд я собрал много, вошёл в азарт, сделал второй рейс, а затем и третий. При подъезде к городу меня остановил милиционер, потребовал документы. Забрал у меня права, разрешил проехать с пассажирами до окраины города и сказал, что за правами завтра к 8 часам утра мне необходимо явиться в отделение милиции. На руках у меня остался (и хранится до сих пор) московский талон к правам. За правами в милицию я не пошёл, если я не годен к этой работе, то и права мне не нужны. Собрал свои вещички, всё уместилось в маленький чемоданчик, распрощался с тётей Лидой и сестрой Валей, и ушёл на вокзал. Тётя с сестрой не сумели меня уговорить остаться жить вместе с ними.
Продолжение следует