Подруга доцента-Наполеона Соколова Катрин: он привязал меня к стулу, бил, подносил утюг к лицу, пинал

Это единственное интервью выпускницы петербургского Госуниверситета. Той самой, что в 2008 году сообщила милиции — преподаватель истфака Олег Соколов едва не убил. За именитого бонапартиста никто не вступался. Уголовное дело тогда не возбудили из-за банального равнодушия. Сегодня на страницах «Фонтанки» девушка отвечает группе поддержки, которая уверена, что признавшегося в расчленении Анастасии Ещенко ученого оклеветали. Эта история началась 15 лет назад. Её он называл Катрин.

«Он тогда писал «Аустерлиц», – вспоминает она сегодня. – Смотрел он на меня очень оценивающе, как будто раздевал, мне это было неприятно».

Собеседование длилось два часа. Работа оказалась трудоемкой, оплата не впечатлила. Она отказалась. Следующая встреча состоялась через год. Олег Соколов начал читать для ее факультета курс истории Франции.

– Все девочки были от него в диком восторге, никто не пропускал его лекции, что было показательно. Он меня узнал, спросил, как мои дела, добавил, что дописал свой «Аустерлиц», что обязательно хочет подарить мне экземпляр. Уже ближе к зачетам он каким-то образом достал мой сотовый телефон, позвонил и предложил поучаствовать в какой-то реконструкции, прийти посмотреть. Я вежливо отказалась и все, не видела его еще года два.

– Получается, что судьба дважды уводила вас с этого пути.

– Трижды. Летом 2007 подруга позвала меня на конференцию в Эрмитажном театре, которая была посвящена Наполеону. Там должен был выступать Эдвард Радзинский. Помню, что почти ее проспала. Ирония судьбы, видимо. Сказала бы, что не пойду, мы бы никогда еще раз не встретились. Но тогда я подумала, что неудобно, обещала, так что собралась и поехала.

– Он сам вас позиционировал как свою спутницу?

– Он посадил меня рядом с собой и объявил: «Прекрасная Катрин приехала к нам специально из Петербурга, на мой день рождения». Как-то сразу, невольно, я оказалась представлена так, как будто мы с ним встречаемся. В общем, он продолжил за мной ухаживать и, когда я уже поняла, что могут завязаться какие-то отношения, я его спросила: «Если у вас есть какие-то обязательства в жизни, скажите мне сразу, я хотела бы знать об этом заранее».

– Общались на «вы»?

– Он же был моим преподавателем. На вопрос о семье он стал слезно рассказывать, что вдовец, что жена умерла, что есть дочка и что он ее очень любит. Ну и все – сердце девушки прониклось жалостью. К осени у нас начались уже какие-то отношения. Он тогда жил в Москве, но часто приезжал в Питер. Я была во всех его квартирах, он представил меня всем своим друзьям, все его окружение меня знало. У меня и мысли не возникло, что он мне соврал про жену.

– Вы не замечали присутствия у него дома следов другой женщины?

– Совершенно. Я, конечно, шкафы не проверяла, но в тех местах, где бывала, – ничего подобного. Чего-то явно женского не было.

– Как вы узнали про жену?

Наверное, сейчас сложно представить, как я могла не знать, но тогда (2007 год. – Прим. ред.) соцсети не были так развиты. Я нашла его паспорт и убедилась – женат. Его знакомые мне потом рассказали, что с супругой вышел какой-то скандал и она из Москвы уехала на последних месяцах беременности. Видимо, из-за ребенка ушла и предыдущая любовница. Он, выходит, остался один, тут я и подвернулась. Такая ротация для него была естественной. Я приняла решение, что уеду во Францию на стажировку и не буду говорить ему, что все знаю.

– Он в итоге сознался?

– Я была уверена, что у нас все-таки будут отношения, что со старшей его дочкой мы когда-нибудь познакомимся. Еще до Франции я несколько раз покупала ей подарки. Она, конечно, не знала, что это от какой-то там девушки, я покупала, а презентовал он от своего имени. Я все ждала, когда он расскажет правду про младенца, на тот момент во Франции провела уже пару месяцев. Купила очередные подарки, но на этот раз и новорожденной. Приехала в Москву. Когда он развернул пакет, у него случилась истерика. Начал рассказывать, что хотел признаться, что все это ужасно и что жена от него ушла сама. Пообещал, что решит свои семейные трудности до моего возвращения.

– Почему вы не закончили отношения после того, как узнали, что он вас обманул?

– Я же влюбилась. Это была моя первая любовь. До знакомства с ним я жила в таком изолированном мирочке, всегда очень хорошо училась, у меня была традиционная, полноценная семья, я сама поступила в университет и шла на красный диплом. Он может быть очень галантным, заботливым, с ним было интересно. Мне он много читал, воспитывал, всячески вовлекал меня в свою деятельность. Он действительно очень сильно развивал тех людей, которые с ним жили. У него феноменальная память, французский он знает как бог. Но по сути все, что он делал, он делал ради себя.

– Можно сказать, что вы жили в роскоши?

– Его, в общем-то, вообще никогда не интересовало, на что я живу. Один раз он мне дал 300 евро, отправил по магазинам. Но только потому, что у него была встреча с послом и я ему была не нужна, потому что посол знал его жену. Он любил хорошие рестораны, широко жить, но делал он это только ради себя. Да, из поездок он всегда привозил какие-то мелочи. Но все, что он покупал, было под его вкус.

– Какую-то пользу для себя в плане учебы и карьеры вы от него получали?

– Он очень продуктивен в своих связях, но он ими не делится. Да, мы встречались с какими-то известными историками, но он не давал никаких контактов, не сводил. Один раз, на какой-то встрече в Париже, галеристка предложила мне работу. Но он не дал ей мой контакт, а когда она позвонила ему спустя какое-то время, сказал, что «ее это не интересует». Он не протежировал своих возлюбленных. Да, любил их показывать, как красивый аксессуар.

Заметьте, ведь никто из его женщин не стал историком, не написал диссертацию.

Все батрачили на его книги, и, в лучшем случае, он писал для них посвящение в своих книжках. В одной из них фамилию жены поставил рядом с фамилией любовницы. Я удивилась, когда узнала, что он публиковал с Настей какие-то статьи. Он никогда не касался моей учебы и только навредил. Я всячески скрывала с ним отношения, в университете никто не знал, что я встречаюсь с бывшим преподавателем.

– И родители не знали?

– Он меня просил, чтобы я ничего не говорила. Объяснял это тем, что он еще не готов к знакомству, ему нужно время, что это ответственный шаг и он должен морально подготовиться, ведь он не каждый день женится. Тем более разница в возрасте. Они до 2008 года ничего не знали. Я врала, что получила работу в Москве. Хотя на самом деле это в некоторой степени было правдой, я много ему помогала. Он же не выбирает девочек, которым не интересна его тема, все были из его круга. Кстати, я для него была старовата, он даже об этом говорил. Мне тогда было 21, а по его меркам идеалом стала бы девственница 18-19 лет.

– Он сдержал свое обещание, развелся?

– Что на тот момент из себя представляли ваши отношения?

– Он абсолютно подорвал мое психоэмоциональное здоровье. Это было безумие. Он давит и делает это очень умно. К концу наших отношений я оказалась без друзей, без общения с родными, я была практически изолирована. И не то чтобы он настаивал на этом, но он так это поворачивал, что тебе не нужно было общение с кем-то еще. Был он, единственный и любимый, все. Это получалось само собой, он занимал собой все время.

Сначала тебе очень нравится, что человек звонит каждый вечер, желает спокойной ночи. Потом он стал меня контролировать, его звонки превратились в моральное давление. Когда я в 9 часов была не дома, а мы с ним никогда не жили вместе, у меня случался панический страх. Тряслись руки, я бежала в квартиру, чтобы он на меня не орал. Когда я была во Франции и поехала в Париж, на обратном пути поезд опаздывал. Я не брала трубку. Выскочила на перрон, схватила полицейского и сказала, что мне нужно поговорить в тихом месте, наверное, он подумал, что это что-то экстренное, меня отвели в какую-то комнату на вокзале, я позвонила и сделала вид, что я дома. Полный сюр.

– До 29 ноября он вас бил?

– Никогда. При мне даже не было такого, чтобы он ударил кого-то другого. Но у него случались ужасные приступы агрессии. Например, если какой-нибудь его адъютант опаздывал на пять минут, он кричал так, что у человека чуть ли очки не лопались. Но я не думала, что он меня побьет, даже в голову не приходило. Порой, когда заходила какая-то неприятная для него тема, он впадал в такую же истерику, как с ним было в суде. Он мог упасть на колени, ползать, реветь, выть и моментально приходил в себя.

– Вам не казалось это постановкой?

– Тогда нет. Это сейчас я знаю, что он истерит по каждому поводу. Когда я увидела его слезы в суде, меня просто перевернуло, я это наблюдала сотни раз в своей жизни. Он очень вспыльчивый человек. Ну и алкоголь добавлял проблем. Он действительно пил как лошадь. И в ту ночь, когда он меня бил, он был пьян. Соколов пил всегда. Причем даже очень пьяный он мог действовать: выпить несметное количество, спокойно ходить, петь, общаться, что-то делать. А потом просто ложился спать.

– Только в самом конце. В очередной мой приезд в Москву я вышла из дома, телефон сел, и я опоздала обратно на час. Тогда я впервые почувствовала реальную опасность. Он был в дикой истерике, весь в слезах, разбил практически всю посуду на кухне, швырнул бутылку вина в стену. У него была ужасная истерика. Я попыталась его успокоить, и это произошло очень быстро. На самом деле эти перемены в настроении очень стремительные. Он сказал: «В следующий раз буду бить не только посуду». Я почему-то тогда не отнесла это к себе, но я поняла еще с большей уверенностью, что надо заканчивать.

– И вы закончили?

– 29 ноября я поехала к друзьям в Москву. Хотела по-тихому забрать свои вещи. Он не знал, что я в городе. Я соврала, что в Петербурге, занимаюсь дипломом со своей научной руководительницей. Он ей позвонил, и пришлось признаться, что я приехала за вещами. Тогда он стал меня оскорблять. Я решила ничего не забирать, и мы расстались по телефону. Через какое-то время он перезвонил и сказал, совершенно спокойно, дружелюбно, что все понимает, все осознал и меня отпускает. «Ты приедешь за вещами, я сделаю ужин, посидим в последний раз и спокойно расстанемся». Это было настолько убедительно, он говорил добрым, понимающим и раскаивающимся голосом. Я взяла такси, доехала до какой-то точки, где меня забрал его водитель. Я абсолютно была уверена, что ничего не случится.

– Он сразу на вас набросился?

– Он встретил меня у машины, по его лицу ничего нельзя было сказать. Я еще раз объяснила, что мы должны расстаться. Он помог мне снять шубу и тут же схватил мои руки и наглухо завязал веревкой. Я в две секунды оказалась на стуле, который был тут же. Привязал меня к нему скотчем.

Все происходило в холле, это была очень большая квартира, а это помещение было единственным, у которого не было смежных с соседями стен. У него были подготовлены свечи, свет выключил, зажег их. Он примотал меня так, что я пошевелиться не могла. Потом он начал меня бить, принес утюг.

– В заявлении в милицию вы потом писали, что утюг он поднес к лицу так, что «ощущала исходящий от него жар».

… И у него случилась истерика. Я в полуобмороке на полу, а он истерит. Потом плеснул водой в лицо, дал попить. Развязал, я доползла до ванны, увидела свое отражение.. Потом он принес мне таблетки обезболивающие. И снова весь вечер дикая истерика, но я уже этого почти не помню. Легла на какую-то кровать и вырубилась.

Проснулась ночью, опять же от его рыданий. Он говорил, что я чудовище, что я его довела до такого страшного состояния, до такого поступка. И скоро пьяный вырубился. Я хотела убежать, но когда встала, у меня закружилась голова, просто не смогла идти. На следующее утро я встала, по квартире разбросаны клочки моих волос, вещи. Он сказал, что купит билет, забрал паспорт, запер меня в квартире. Вылет был только на следующий день.

– И вы ещё сутки пробыли у него в квартире?

– Да. И вечером у него были гости. Он велел мне сидеть в комнате и не выходить. Они праздновали Аустерлиц. Я сидела там, а он веселился за стенкой. Сказал всем, что я уехала. Утром 1 числа он хотел меня отвезти, но я вызвала такси. Подъехала машина, он опять плюхнулся на колени, потянул меня за руку, порвал шубу. Я вырвалась и уехала.

В аэропорту меня встретила знакомая. Она отвезла меня в Первый мед, потом мы поехали в ментовку. Они сначала вообще не хотели со мной разговаривать – мол, раз случилось в Москве, езжайте в Москву. Пришлось их «задобрить» – просто чтобы они взяли заявление. У меня были синяки на лице, разбита губа, борозда на шее, синяки на запястьях от веревки. Сейчас пишут, что его якобы покрывали, но я так не думаю. Им было все равно, кто меня бил – хоть Соколов, хоть Пупкин. Они просто не хотели с этим разбираться. Со мной разговаривали как с последним говном.

– Соколов пытался с вами связаться?

– Он на самом деле не собирался меня отпускать. В тот же день телефон стал разрываться, звонки были каждую секунду. Звонили и его друзья, говорили, что Соколов сожалеет, бьется в истерике, ну и что со всеми бывает, ничего страшного. Просили меня вернуться к нему.

– Я рассказала маме через пару дней. Сначала соврала, что попала в автокатастрофу, кажется. Не помню точно, что-то придумала. Потом подумала, что если милиция отреагирует, надо чтобы кто-то знал. После того как мама узнала правду, стала меня вечерами провожать к ученикам, я тогда работала репетитором. Примерно через неделю мы вышли из парадной, а он стоит на улице. Он не ожидал увидеть маму, но обеих позвал в кафе, устроил ужасную истерику. Мама была в шоке, он рыдал, опять говорил, что я чудовище. Он хотел, чтобы я вернулась. Мама в итоге даже спросила у меня, зачем я довела человека до такого состояния.

После разговора мы вышли на улицу, он взял мою руку, сжал ее очень сильно, до боли, и сказал: «Вот теперь я точно знаю, что никогда тебя не отпущу».

Я продолжала его игнорировать, но он начал оказывать давление через маму. Весь декабрь звонил домой, разговаривал с ней часами. Рассказывал все подробности нашей жизни. Я умоляла ее не общаться с ним.

Он позже уже рассказал, что заплатил какой-то компании, они вскрыли все мои соцсети, электронную почту, узнали все номера из телефонной книжки. Даже упомянул, что заплатил за это 40 тысяч. Он звонил моим друзьям, моей научной руководительнице, говорил про меня гадости. Когда узнал, что написала заявление, умолял его забрать. Говорил, что у него старенькие родители и они такого не переживут, и что если они умрут, то их кровь будет на моих руках.

Я очень хотела от него избавиться. В итоге он сказал, что оставит меня при условии, что мы еще раз встретимся, проведем вместе последний вечер. Конечно, можно сказать, что я полная дура, и я действительно была полной дурой, я это признаю. Я была настолько истощена. И согласилась.

Вечер закончился, я попрощалась, но убежать от него удалось только на вокзале, он не видел, в какой поезд я села. Пряталась тогда у друзей в Москве. Соколов звонил, угрожал, что меня убьет. Оказалось, что в тот вечер «последней встречи» он сделал видеозапись. Я не знаю, что именно он снял, но в письмах с угрозами уже в 2018 году упоминалось, там что-то интимного характера. Звонок про это видео был от него и в 2008-м. Он сказал, что, если я уйду, то он пришлет его любому следующему моему мужчине. Это будет его подарок.

– Когда вы вернулись из Москвы, он продолжал вас преследовать?

– Зачем вы продолжили это общение?

– Сейчас мне кажется, что это была своего рода моя месть ему. Он разрушил всю мою жизнь. Из-за него я завалила несколько экзаменов и поняла, что не могу поступать в аспирантуру, хотя для меня это было логическое продолжение карьеры. У меня испортились отношения с родителями. Он вогнал меня в такую безнадежную ситуацию, что мое возвращение как-то подсознательно стало местью.

Каждый раз, когда мы встречались, был скандал, и инициатором была я. Чувство к нему превратилось в ненависть, это были больные отношения, но я не могла его отпустить. Это было дико, страшно и, наверное, закончилось бы убийством.

Я в тот период спрашивала у него, бил ли он кого-то, кроме меня. Он сказал, что да, один раз поднял руку на женщину. Не в такой форме, но бил. Я спрашивала, почему он так поступил со мной. Он опять сказал, что я чудовище и его довела, и я сама виновата. Он не раскаивался.

В какой-то момент я наглоталась таблеток, меня откачали, и знаете, как он отреагировал? «Ну, подумаешь. Ну, не умерла же». Никакого сочувствия, абсолютно. Ему совершенно пофиг. Ты можешь застрелиться у него на глазах, а он ничего не сделает. Он монстр и умеет манипулировать, играть.

– Как вы все же избавились от него?

– Это было во Франции. Я опять закатила истерику, что-то ему высказывала. Он в тот момент разделывал мясо, повернулся и, глядя на меня, сказал: «Я тебя убью, сука». Это было так натурально, что у меня в голове что-то щелкнуло. Поняла, что надо дожить с ним оставшиеся от отпуска два дня и сбежать. Навсегда. Мы приземлились в Пулково, вышли в зону, где есть контроль, полиция, и я сказала, что ухожу. Он мне потом еще звонил, но это было уже все. Мне очень помогло то, что я тогда уже работала. Я ушла в другую область, не по образованию, но ту, которую тоже очень люблю. У меня появились знакомые и новая жизнь. Я по гроб жизни благодарна тем, кто меня тогда взял на должность.

– Нет. Первое время после разрыва я была как параноик. С друзьями встречалась по ночам, вдалеке от дома. Я еще год тряслась, что он за мной следит, я боялась, что он вернется в мою жизнь, и не могла поверить, что его нет. Я сменила телефон, все профили в соцсетях, как в каком-то детективе. Еще четыре года после него у меня не было ни с кем никаких отношений. Потом я вышла замуж, но свадьбу никак не афишировала, никто практически не знал об этом. А когда забеременела, у меня была паника, я ужасно не хотела девочку. Я понимала, что не переживу, если с ней случится что-то подобное. Только тогда я поняла, насколько сильно он на меня повлиял.

– Вы его видели после разрыва хотя бы раз?

– Через несколько лет мы виделись на каком-то семинаре. Он мне рассказал, что у него новые отношения, что ей 18 лет. Но мне было все равно. Я не хотела знать подробности его жизни.

– Вы не интересовались, как выглядела Настя?

– Я знаю, что мы очень похожи. Просто он выбирал такой типаж. Его первая жена и та любовница, что была до меня, тоже на меня похожи. Я видела фото Насти, когда он последний раз вернулся в мою жизнь. В 2018 году, во время срачки с Понасенковым (Евгением, научным оппонентом Олега Соколова. – Прим. ред.) Со мной связывались, чтобы я выступила в суде по делу Кужима (студент, у которого в 2018 году произошел конфликт с Соколовым. – Прим. ред.), но я сказала, что общаться буду только с полицией. Я вообще не была уверена, что заявление сохранилось. Но текст вышел, и да, заявление действительно было написано мной. Но я совершенно не хотела, чтобы оно попадало в прессу, и не давала согласия на его публикацию.

– Вы думали, что с Настей может случиться то же, что с вами?

– Я помню свое отражение в зеркале в тот единственный раз, когда я была в бальной одежде, это был какой-то домашний прием. И вот Настины фотографии... Да, как будто это один и тот же человек. Когда я их увидела, я поняла, что ничем хорошим это не закончится. У меня была мысль связаться с ней, особенно когда он начал писать мне письма и просил забрать заявление. Но я боялась, что она, такая же влюбленная в него, как и я когда-то, в первую очередь покажет мои сообщения ему, и он меня найдет. Наверное, если бы я тогда знала, что ее мама работает в МВД, я бы ей написала. Я не знаю, поменяло бы это что-то. Он ее все равно бы не отпустил. Как только она попыталась бы сбежать, он бы ее убил. Я думаю, она была обречена.

– Он не убил меня только потому, что был моложе, был женат, у него только родился ребенок. А человек, зашедший с ним так далеко... Они жили вместе, он развелся, не скрывал отношения в университете. С такими авансами, с таким углублением в его жизнь, у нее не было шансов вырваться просто так. Про нас, в общем-то, никто не знал, знаковых вещей не было, наши отношения никак не повлияли на его жизнь. Поэтому он плюс-минус спокойно меня отпустил. Все-таки тогда он мог жить дальше, в его понимании. А сейчас, в 63 года, после пяти лет отношений... Нет, у нее не было шансов.

– Не жалеете, что все же не предупредили ее?

– Когда я отказалась выступать в суде по делу Кужима, мне говорили, что, если через год он Ещенко убьет, то я тоже буду виновата. Я стараюсь об этом не думать, все мои друзья, которые знали о прошлогодней ситуации, звонили мне после убийства и говорили «не вини себя». Я очень хочу избежать этого чувства, но оно меня тяготит.

Я очень сожалею, безумно соболезную родителям. И судя по тому, что ее папа сказал на похоронах: «Прости нас»… Я очень хочу, чтобы вы написали, чтобы они ни в коем случае не считали себя виновными в ее смерти.

– Вы верите в то, что он был невменяем?

– Я уверена, что он был психически совершенно здоров. Стукнул ее об пол головой, она выбежала на улицу и позвонила брату. Наверняка потом она металась, думая, куда ей деться, не имея знакомых, друзей и денег пойти хотя бы в гостиницу. Через полчаса он ей перезвонил, сказал, что вел себя как мудак, и он поможет ей собрать вещи и переехать в общагу.

Все наверняка было один в один, как 29 ноября (2008 года. – Прим. ред.). Думаю, он был очень мил. По крайней мере, когда она ночью перезванивала брату, она же уже была спокойна, и я не думаю, что Соколов в этот момент с пистолетом у виска стоял. Он убедил ее, что все будет хорошо, а сейчас надо просто прилечь, ведь у нее болит голова после удара, надо отдохнуть, полежать, и все будет хорошо – так, как она скажет. Я свечку не держала, но я уверена, что это так. И эта бедная девочка в полном спокойствии легла спать, заснула. Я даже не удивлюсь, если он ей таблеток дал успокоительных или снотворных. А потом застрелил.

– Я вообще не злобный человек, но, когда мне сказали, что он лежит в больнице с переохлаждением, я очень хотела, чтобы он ... переохладился. Он покалечил не только мою жизнь, но и всех, кто был до меня. Я думаю, что он погубил очень много жизней, пусть физически только и один раз. Ему все всегда сходило с рук. Это ужасная развязка. Я не очень верующий человек, но для меня это признак того, что бог существует. Я хочу, чтобы его не выпустили до конца жизни. Этот человек не имеет права быть на свободе.

Шкурно, конечно, но я за себя и свою семью тоже боюсь..

– На приговор приедете?

– Нет. Я больше ничего не хочу про него знать.

Беседовала Надежда Мазакина,
«Фонтанка.ру»

P. S.

Я с уважением отношусь к мужественному и непростому решению моей доверительницы все-таки обнародовать произошедшую с ней трагическую историю.

При всем уважении, прошу представителей СМИ проявить понимание, более не тратить время и понапрасну не беспокоить ни меня, ни мою доверительницу по этому поводу. Никаких интервью и комментариев не будет.

Не думал, что когда-либо вообще скажу нечто подобное, но у меня сейчас нет претензий ни к профессионализму, ни к порядочности сотрудников Следственного комитета. А работа оперативников Управления уголовного розыска в отношении моей доверительницы вообще выше всяких похвал.

Адвокат Никита Филатов

Источник: Фонтанка.ру