С начала спецоперации на Украине в новой реальности оказались представители многих профессий. Журналистов новые условия работы затронули особенно. Что изменилось для СМИ в 2022 году, как работать в рамках военной цензуры и фейков, какие изменения произошли в законах и что еще власти планируют закрепить законодательно для журналистов и в целом для россиян – об этом «Курьер.Среда» поговорил с Галиной Араповой*, юристом и директором «Центра защиты прав СМИ».*
На днях в Госдуме одобрили в первом чтении законопроект о заключении на срок до 20 лет за боевые действия граждан РФ против России и публичные призывы к действиям против государственной безопасности. Теперь госизменой будет признаваться переход на сторону противника при проведении Россией военных действий.
- Закон, который предусматривает до 20 лет за участие в военных действиях против «интересов РФ», Госдума одобрила, пока в первом чтении. Этот закон будет касаться только военнослужащих россиян или 20 лет может грозить и иностранным наёмникам со стороны Украины? Касается ли этот закон мирных граждан?
- Я медиаюрист, поэтому могу рассуждать с позиции общих сведений. Отвечу на этот вопрос так, как я его понимаю. Российское уголовное законодательство распространяется не только на российских граждан. Уголовное дело может быть возбуждено в отношении гражданина любой страны, а также в отношении лиц без гражданства. Нормы сформулированы таким образом, что уголовная ответственность наступает за участие в военных действиях против интересов РФ, то есть, это не обязательно Украина, может быть все, что угодно. В теории это может быть любое место, где будут какие-либо события, которые попадают под военные действия и где интересы России затронуты. Тогда эта статья может быть применена, если любой гражданин любой страны будет как-то российскими властями идентифицирован, взят в плен или будет известно, что он участвует в военных действиях на стороне, противоположной России.
Все названное будет рассматриваться как действия против интересов РФ. Поэтому эта ситуация может коснуться кого угодно. Касается ли этот закон мирных граждан? Мирные граждане априори не участвуют в военных действиях. Если мы говорим о мирных жителях, то это терминология из области гуманитарного права. Согласно ему, все люди на территории зоны конфликта делятся на комбатантов (стороны конфликта) и мирных жителей, а также могут быть люди, оказывающие медицинскую помощь, это условно - Красный крест, журналисты, которые освещают конфликт. Журналисты, согласно международному праву, выделены в отдельную категорию. У них отдельная гарантия безопасности работы в зоне конфликта. Мирные жители не участвуют в конфликте, они просто пытаются жить своей жизнью на той территории, на которую пришла война, или проводится спецоперация, или любой другой вооружённый конфликт. Вот эти люди не будут попадать под действие этой нормы, пока не возьмут в руки оружие. Если мирный человек берет в руки оружие и участвует в этом вооружённом конфликте на противоположной стороне, против интересов России, то он перестаёт быть мирным жителем.
Он, с точки зрения международного гуманитарного права, становится комбатантом и тогда, соответственно, он может понести уголовную ответственность за участие в таких вооруженных действиях. У нас за наёмничество уже есть статья, поэтому участие в вооруженных действиях, конфликтах за деньги, к примеру, как контрактники, уже попадает под уголовную статью о наёмничестве.
- Какие проблемы выявила цензура, кроме, как называть спецоперацией то, что, по сути, является иным? Чего лишены сегодня журналисты страны? Чем стали условия работы сложнее?
- На самом деле, говоря о подмене терминов, это всего лишь 5% или даже 1% из всех проблем, которые выявили последние 3 месяца. Нужно сказать, что цензура началась не 24 февраля, она началась гораздо раньше. И все предыдущие лет 10, мы говорили о том, что «закручиваются гайки», меняется законодательство. Оно становится более репрессивным, журналистам становится все сложнее и сложнее работать. До этого, ещё десятилетие назад, прокатилась волна национализации свободной прессы - примерно с 2001 года, когда началась история с НТВ, и до начала 2010-го. За этот период почти вся пресса - газеты и все региональные телекомпании - были национализированы.
Это была такая заметная кампания. По большому счёту, надо начать разговор о цензуре именно с этого. До этого региональная пресса имела возможность самостоятельно зарабатывать. Многие редакции были вполне успешными: кто-то приватизировался, были зарегистрированы ОООшки.
Да, может быть, они были неидеальные, может быть, у них не была суперверстка, но они были относительно независимыми и выстраивали свою редакционную политику самостоятельно. Кто-то разорялся, кто-то становится достаточно значимым в пределах региона, кто-то был очень успешным, вспомните, томскую телекомпанию ТВ-2. На самом деле, таких редакций было много по России. Многие из них являются членами АНРИ (Ассоциация независимых региональных издателей), как и ваша редакция. Если бы не началась кампания откровенного подминания региональной независимой прессы под государство, то в регионах и сейчас звучали бы независимые журналистские голоса.
Но эта кампания «причёсывания» прессы единой расчёской началась 20 лет назад. За первое десятилетие во многих регионах - в Свердловской, Воронежской, Курской, Тамбовской, Челябинской областях - созданы региональные государственные медиахолдинги, которые объединили районные газеты. А те редакции, которые были на тот момент уже достаточно самостоятельными, принуждали отказываться от своего независимого статуса и входить в госхолдинги. Редакторы, которые отказывались, подвергались увольнению. Мы много знаем таких примеров. В результате, таким образом большинство поставили под контроль.
Они уже не имели возможности говорить и писать то, что они хотели. Они были вынуждены писать то, что согласовано с региональным правительством, их научили красиво верстать. Все это щедро финансировалось региональным бюджетом. Устраивали какие-то конкурсы, вручали дипломы и это до сих пор делается. Оттуда ушла живая журналистика. Они стали, условно говоря, филиалами пресс-служб местных правительств.
Да, они стали красивее верстать, все это выглядит современно, но с точки зрения журналистики, она там умерла. И об этом говорят региональные редакторы. Для них это была трагедия: когда была возможность стать независимым, но тебя просто взяли и заставили войти в этот медиахолдинг. И все, дальше ты согласовываешь все тексты по цепочке вверх, потом также по цепочке, тебе говорят, что тебе писать, что тебе не писать. В период предвыборных кампаний говорят, какие избирательные агитационные материалы публиковать, за какую партию, мы все понимаем за какую. Поэтому спецоперация, на самом деле, является точкой отсчёта. Нарыв прорвался. Он зрел, зрел, дозрел и прорвался. Цензура отшлифовалась до идеального государственного бриллианта.
За эти 20 лет мы прошли огосударствление всей региональной прессы. Единицы остались независимыми. Если посмотреть на ландшафт, то в стране не осталось телекомпаний - негосударственных и независимых. Федеральную независимую компанию «Дождь»* (СМИ внесено в реестр иностранных агентов, ликвидирована по предписанию Роскомнадзора) закрыли, а все остальные - государственные. Государство говорит, что в стране огромное количество независимой прессы. И от этого хочется рыдать. Конечно, если смотреть на реестр Роскомнадзора, количество зарегистрированных СМИ действительно огромное – более 120 тысяч. И там действительно среди них очень много не с государственной формой собственности - независимые. У них учредителем не является государственная компания или орган власти.
Но проблема в том, что те СМИ, которые условно независимые, это все «инфотэйнмент»: это все рекламные, всякие кулинарные, сканворды и так далее. И то, сейчас, с изменением законодательства, когда заставили уйти иностранных инвесторов, выдавили иностранные издательские дома из России, и этот рынок развлекательных СМИ тоже сильно пострадал.
Все перечисленное сильно изменило ландшафт медиасреды. К началу спецоперации, медиасреда уже была в состоянии серьёзной цензуры. Если год назад мы говорили, что все очень сложно, риски были. Но все продолжали работать, журналисты были в стране. Сейчас многие уехали, многие СМИ закрылись.
С начала спецоперации в течение первых двух недель многие онлайн-СМИ были заблокированы. У них совокупная аудитория оценивалась в 156 млн человек. Люди начали скачивать VPN, прилагать усилия, чтобы прочитать эти сайты. Поэтому все, на самом деле, сложно. Ввели так называемую военную цензуры, когда в начале марта была введена уголовная ответственность за фейки о российской армии, за дискредитацию российской армии. Следом за этим была введена уголовная ответственность за фейки в отношении государственных органов РФ, выполняющих деятельность за границей, а также за дискредитацию госорганов, работающих за границей. Все в совокупности, что принято, это «вишенка» на торте, а торт пекли 20 лет.
Страна огромная, и если люди, живущие в Москве, могут с утра купить «КоммерсантЪ», сесть в кофейне и прочитать эту газету, то в регионах нет такой культуры. Люди, особенно в районах, читают районную газету. Потому что она пишет об их жизни, городе, о заботах их города. Поэтому из-за этого районная пресса всегда была уникальна, так и должно быть. Вот это как раз все и «зачистили» планомерно, когда про цензуру ещё не так говорили. А когда региональные журналисты начали говорить о том, что вводят цензуру: не разрешают говорить об определённых компаниях, о друзьях губернатора. Это все замалчивалось, а потом оказалось, что ещё и платят у них больше. Люди меняли хорошую зарплату на своё понимание профессиональной миссии. Поэтому после этого «огосударствления» пошли цензурные законы. Это блокировки, сначала обычные, а в 2013-м ввели внесудебные. В 2016 году - введение возможности признавать СМИ и журналистов иностранными агентами, в 2020 году начали назначать в иностранные агенты обычных людей. В 2021 году это стало еженедельной рутиной. Это тоже цензура. Это не просто «вешает ярлык» на человека, это серьёзным образом подрывает неприкосновенность его частной жизни, его безопасность - физическую и финансовую. Это влияет на его профессиональную деятельность.
В 2012 году была возвращена уголовная ответственность за клевету. До этого 15 лет боролись за отмену уголовной ответственности за клевету и оскорбления. В декабре 2011 года президент Дмитрий Медведев подписал отмену уголовной ответственности за клевету и оскорбления. Через полгода была инаугурация Путина, а через месяц - возвращена уголовная ответственность за клевету в более жестокой форме. Затем началась и цензура в интернете: введение блокировок, запрет на контент, который могут выдавать новостные агрегаторы, запрет на распространение определённых тем, введение внесудебной блокировки от 2013 года. В этот закон постоянно вносились изменения. Это все нарастало, как снежный ком, который катился с 2000-х маленьким снежком, и к началу спецоперации на Украине и публикации Роскомнадзором о запретах на определённые слова докатился.
По сути, сейчас все, что не совпадает с официальной позицией России, это фейк-ньюс. Стало понятно, что все, что вводилось 20 лет - была полномерная подготовка к тому, через что мы сейчас проходим. Было ли это намеренно сделано? Не знаю. Условно говоря, весь предыдущий год, когда признавали журналистов, медиа иностранными агентами, это была осознанная планомерная «зачистка» журналистского поля. Но ощущение, что это все взаимосвязано. А может быть, что все государством делалось по наитию. Мы не можем залезть в головы тех стратегов, которые меняли законодательство под себя. Мы не знаем, к чему они готовились.
- Что вернут после спецоперации, ведь ужесточение уже было до спецоперации. Как будет строиться работа СМИ после?
- Я бы не рассчитывала на какое-то смягчение. Я не вижу ни малейших признаков того, что государству нужно с журналистами заигрывать, договариваться или идти на уступки медиасообществу или обществу в более широком смысле. Менять законодательство - сложный процесс. Принятие закона в обычном обществе, в парламенте - это не то, что мы видим у нас в Госдуме. Закон не может и не должен приниматься за один день. Особенно такие серьёзные изменения в законодательстве, как поправки в Уголовный кодекс или блокировка сайтов пожизненно. У нас сейчас готовится закон, который позволит государству блокировать любой сайт и закрывать СМИ пожизненно. Там пометка: «без возможности судебного обжалования». Такие изменения в законодательстве должны быть продуманы. Должно просчитываться на предмет нарушения прав человека, на фундаментальные обязательства РФ или международные договоры. Сейчас у нас ничего это не просчитывается. Законы принимаются потому что, это политически нужно под конкретную ситуацию. Законодательство не должно служить решению проблемы конкретного человека. Невозможно принимать закон под конкретную ситуацию.
Вспомните, когда пытались привлекать к уголовной ответственности за фейки о коронавирусе. Тогда все эксперты и юристы говорили, что коронавирус закончится, а статья 207.1 УК РФ останется, которая позволяет привлекать к уголовной ответственности за распространение информации практически о любой ЧС, эпидемии и просто аварии. Терминология используется очень широкая, и мы, когда был коронавирус, рассматривали это через призму эпидемии, но есть ещё «и другие аварии». А вот закончится пандемия и нет крупных техногенных катастроф, то в целом, статью можно применять и к ситуациям типа аварии на дороге. Авария произошла, пробка, допустим, и кто-то про неё написал. Это становится универсальным инструментом цензуры. Отменить все это сложно. Легко сломать, тяжело починить. Законодательство сейчас превращается в рухлядь.
В законодательстве сейчас хаос: нормы друг другу не соответствуют, терминология ужасная, никто не понимает, что такое «дискредитация». Термин не использовался никогда в законодательстве. Это означает, что его (термин) можно использовать как угодно. Условия работы для журналистов станут еще более сложными, если этот хаос в законодательстве останется. К большому сожалению, право сейчас превратилось в скопление законов, которые регулируют не отношения, связанные с работой журналистов, оно регулирует политические «хотелки». Чего журналисты сегодня лишены? Они лишены возможности выполнять свои профессиональные обязанности и работать в рамках нормальной журналисткой миссии предсказуемо и безопасно.
- Можете рассказать о том, сколько журналистов было осуждены и по каким статьям? Будут ли применяться законы для СМИ к блогерам?
- Осуждённых не было с начала спецоперации. Более корректно сказать так: сколько уголовных дел было возбуждено. В отношении журналистов с 4 марта возбуждено больше 10 уголовных дел. Будут ли применяться законы для СМИ к блогерам? Эта уголовная ответственность универсальная, она для любого, кто высказывается. Любой человек, который распространяет информацию, будет субъектом ответственности. Блогер не является журналистом с точки зрения закона. К примеру, Александр Невзоров* (внесен Минюстом в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента), с точки зрения закона не журналист, а блогер. У нас по закону о СМИ журналистом является человек, который по договору работает с каким-то СМИ, а если он не работает с каким-то СМИ, то он не журналист. Поэтому грань между журналистом и не журналистом в России тонкая. Но, по большому счету, это не важно - статья будет применяться ко всем. Я бы отметила дело Андрея Новашова из Кемерова, он журналист «Сибирь.Реалии»* (СМИ внесено в реестр иностранных агентов). Он является обвиняемым по уголовному делу по ст.207.3 за военный фейк, за репост поста. У него ограничение права на перемещение, он не имеет права пользоваться интернетом, звонить может только маме и адвокату, запрещено общаться с двумя СМИ, которым он до этого дал интервью.
Ещё одно дело, которое нас беспокоит, дело Михаила Афанасьева из Абакана, который сейчас находится под стражей. Михаил опубликовал пост об абаканских омоновцах. Михаил будет еще два месяца находиться под стражей. Ему вменяют статью 2 ч. Ст.207.3 (распространение военных фейков), что предполагает до 10 лет лишения свободы. Возбуждены уголовные дела и в отношении тех, кого нет в стране. Много дел, и мы с напряжением за этим следим. Есть ещё одно дело в Брянской области, но там страшно повезло. Он опубликовал пост за два часа до официальной информации об изменениях в УК РФ.
- Как разделить фейк и недостоверную информацию сегодня, когда все чиновники стали все называть фейком?
- Никак. Степень неопределённости правовых норм достигла своего апогея. Формулировки в законах широкие, что их можно «натянуть» на что угодно. Фейк - это и есть недостоверная информация под видом сообщений, которые могут вызвать в обществе волнение и нарушение общественного порядка. Пример: распространение дезинформации о закрытии банка. Вы точно знаете, что это неправда, но пишите об этом. Что сделают люди, когда эту новость прочтут? Естественно, пойдут в этот банк деньги снимать. У банка закончатся деньги, люди начнут паниковать, люди начнут разносить банкоматы, сам банк и что-то ещё. В этой ситуации это и будет распространение дезинформации. За что привлекают у нас? Если мы вспомним фейк-ньюс о коронавирусе, то это все то, что отличалось от той информации, что давал оперативный штаб. Не было пикетов, ничего, просто сведения отличались от официальной информации. Такое происходит и сейчас. Неважно, поверили люди в это или нет, был ли коллапс. Никто на это не смотрит. Недостоверная информация по факту объявляется таковой просто без разбирательств. Будь то информация от офиса Зеленского или международных организаций. Все, что говорится не генерал-майором Минобороны Конашенковым, может быть признано фейком. Мы повлиять на это не можем. Следствие не даёт предварительную оценку, сажают человека в СИЗО, а потом проводят следственные действия и проверяют. Все очень сложно, и если бы следствие проверяло все, ещё можно было рассчитывать на правосудие. Но надеяться особо не на что. Есть статья, будет приговор. Как разделить фейки? Это вопрос не правовой, а политической целесообразности, скорее всего.
- Что ещё ужесточат для СМИ в ближайшем будущем?
- Мы с вами думаем, что ужесточать некуда, но это не так. Вспомните прекрасное высказывание Станислава Ежи Леца: «Мы опустились на самое дно. Снизу постучали». Мы думали, что это самое дно, а снизу все стучат и стучат. Так вот, мы думаем, что дальше некуда, но можно и дальше. Мы ещё долго будем опускаться, до тех пор, пока журналисты ещё могут что-то писать, значит, мы ещё не на самом дне. Точно, что уже ожидаем, - это принятие отдельного закона об иностранных агентах, который хуже, чем предыдущие. Государство называет это гармонизацией законодательства. Иностранным агентом могут признать человека, если он находится под иностранным влиянием. Что такое иностранное влияние? Вы читаете «Шерлока Холмса» или философию Канта - вы находитесь под иностранным влиянием? Условно говоря, это ответственность за инакомыслие. Новым законопроектом иностранным агентам запрещается заниматься просветительской деятельностью несовершеннолетних, запрещается получать финансовую помощь от государства. Закон прошёл первое чтение.
Ещё будут изменения в законе о СМИ, в законе об информации, информационных технологиях и защите информации. Это в чистом виде расцветание интернет-цензуры, но не только. Если раньше можно было блокировать сайты без суда по решению генерального прокурора, то сейчас новым законопроектом введут возможность блокировки пожизненно. Этот же закон вводит ограничение для иностранных СМИ, раньше было более цивилизованно. К большому сожалению, есть куда падать.
Галина Арапова* - в РФ признана иноагентом, «Центр защиты прав СМИ»* внесен Минюстом в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента.