Расхититель бензина в тракторной бригаде написал донос на бухгалтера МТС Герасима Карпенко, мол, он покрыл матами самого Клима Ворошилова. Приехал «черный воронок».
Много воспоминаний о старом Бердске хранится в памяти Владимира Карпенко. И он охотно делится ими с бердчанами. Владимир Герасимович уже много интересного написал о послевоенном Бердске на страницах «Курьер. Среда. Бердск». Теперь он продолжает рассказывать историю своей семьи, в которой отразилась жизнь целой эпохи.- С конца лета 1937 года у меня появилось осмысленное восприятие жизни. С этого момента у меня как бы открылись глаза и я стал видеть мир, людей, вещи, события своими глазами и воспринимать их по-своему, по-детски. Появилась зрительная память.Лето 1937 года. Барнаул. Двухэтажный дом. Первый этаж кирпичный, жилой, второй — бревенчатый, в нем - контора барнаульского «Маслопрома». На первом этаже - наша квартира. Мама готовит обед. Звук и запах работающего примуса. Аромат жареной рыбы. вкус и запах киселя из ягод, сваренного на примусе. Осколки стекла от разорвавшейся электрической лампочки на кровати. Сильный испуг, который потом повлиял на речь.Перекормили коровьим масломДругая картинка. Дядя шофер, возивший груз на склады «Маслопрома», с разрешения отца взял меня покататься в кабину своей «трехтонки» (ЗИС-5). Длинная дорога. Подвывающий звук работающего мотора. Тесная комната семьи шофера. Высокая кровать с горкой подушек. На стене — громко тикающие часы-ходики с маятником и гирькой на цепочке.Территория «Маслопрома» огорожена высоким и плотным дощатым забором. За ним — серая громада элеватора. Внизу на заборе - мириады красных с черными пятнышками жуков-пожарников, греющихся на солнышке уходящего лета.Вдоль забора деревянный тротуар, на котором я запускаю заводную машинку, подаренную мне отцом на день рождения. Подходят двое ребят. Играют со мной. А потом предлагают отремонтировать мою машинку (это новую-то!). Берут машинку и убегают. Легко им было обмануть доверчивого 3-летнего мальчика. Горевал недолго, так как мое внимание было привлечено скачущими вдали на стадионе всадниками. Кавалеристы на полном скаку рубили шашками направо и налево вставленные в столбики прутья. Как я узнал позже, это была тренировка кавалеристов - «рубка лозы».Последняя картинка уходящего 1937 года. Санитарный врач дядя Филатов и завскладом, мой отец Герасим Терентьевич, идут по складу вдоль рядов ящиков с «коровьим маслом» - так раньше называлось сливочное масло. Я плетусь за ними. Отец вскрывал деревянный ящичек, а дядя Филатов погружал в масло стеклянную трубочку и поршнем выдавливал столбик масла. Пробовал на вкус. Видимо, так проводился контроль качества. Меня они тоже включили в дегустаторы и до того обкормили маслом, что и спустя 20 лет я не мог без отвращения смотреть на этот вкусный продукт.Начало лета 1938 года. Переезд из Барнаула в фабричную МТС близ районного села Павловск. Отец работает бухгалтером в конторе МТС. Живем в пятистенном деревянном флигильке. Рядом двухэтажный деревянный дом с двумя подъездами. Забегая вперед, скажу, что этот дом в период с 1941 по 1945 использовали как хранилище для картин и других музейных ценностей, эвакуированных из Ленинграда.Дома окружали березы, от которых летом была приятная прохлада. В нашей семье было 6 детей. Мне хорошо было в большой семье среди старших сестер и брата. Я не скучал и всегда был при «деле» преимущественно в обществе брата. У него со сверстниками невесть откуда появлялись то тракторное магнето, которое они крутили и на себе испытывали силу электрического удара, то настоящий зеленый пулемет «Максим», оставшийся со времен Гражданской войны.Прогулки на берег речки Касмала. Сосновый бор. Поле. Овраги. А в них — родники и ручейки. Купание в Касмале.Однажды я ощущаю себя плывущим на спине. Быстрое течение несет меня и крутит в водовороте, а вместе со мною вращаются небо с облаками. К счастью, брат успел вовремя выхватить меня из водоворота. Остался жив.Весной, когда разливались весенние воды, брат садил меня в деревянное корыто, отталкивал от берега и «пускал в свободное плавание». Ему было интересно. А мне? Не помню, испытывал ли я тогда страх.В августе 1938 года был авиационный праздник. По этому случаю аэроплан У-2 катал взрослую публику, а нас, мелкоту, и близко не подпускали к самолету. Но нам все равно было интересно. Это было последнее счастливое довоенное лето для нашей семьи.Голова щуки-долгожителя поросла мхомВ один из воскресных солнечных дней лета 1938 года ближе к полудню у крыльца нашего дома остановилась полуторка (ГАЗ-АА). Эмтээсовские мужики вместе с отцом возвратились с ночной рыбалки. Рыбалка была удачной. Богатый улов поделили между собой, а вот громадную щуку, у которой от продолжительного времени пребывания под водой на голове вырос зеленый мох, никто не соглашался брать. По какой причине, теперь можно только догадываться и предполагать. Наша мама уступила настойчивому предложению «главного» рыбака взять-таки рыбину. А потом, когда рыбаки уехали, она подарила щуку каким-то людям.Да это Чарли Чаплин!Осень 1938 года. Канун октябрьских праздников. Старшие сестры взяли меня с собой в кино. Зрительный зал рабочего клуба. Сидим в ожидании чуда — кинофильма. Это было мое первое кино. Теперь я уже не помню, был фильм немым или звуковым.В глубине сцены белый экран. Гаснет свет и начинается киножурнал. Идут танки по тайге и с легкостью валят толстые сосны. Танки с поручнями вокруг башен, чтобы было за что держаться десанту. Значит, это Т-26.После журнала начался американский фильм с участием Чарли Чаплина, который изображал рабочего. На нем грязный замасленный комбинезон. Суетится, кривляется. Оброненное на землю яблоко поднимает, вытирает о комбинезон и угощает им человека. В ответ публика должна смеяться.Забрал отца «черный воронок»Сентябрь 1939 года. Была ли это плановая проверка наличия ГСМ в тракторной бригаде или проверка по «сигналу», мы не знаем, но в самый разгар уборочной страды отец оказался в тракторной бригаде. Сняв остатки ГСМ, составив акт и, пообедав с механизаторами, он прилег на минутку на деревянный топчан в вагончике бригады. Перед ним на стене висел портрет наркома обороны Клим Ворошилова, как оказалось, зловещее предзнаменование. Через некоторое время отец прибыл в контору МТС, а там его уже ждал «особист» - оперуполномоченный НКВД. С вопросами. Кто-то обвинил отца в оскорблении Ворошилова матерными словами. Отца, который не имел привычки пользоваться ненормативной лексикой, обвинил в применении мата в адрес члена правительства.Недалеко от дома я часто встречал отца, возвращающегося с работы из конторы МТС. Было темно. Березы стояли еще зелеными. Выхожу на знакомую тропинку. Мое внимание привлекает звук авиационных моторов. Посмотрел вверх: высоко-высоко летали два аэроплана. На тропинке появился отец. Я поспешил к нему, но меня опередили двое мужчин в полувоенной форме. Что-то спросили у отца. Встали по обе стороны от него. Все трое пошли к ходку, запряженному вороным жеребцом. Усадили отца в ходок, сами сели по обе стороны от него, и вороной рванул с места. Отца я увидел только год спустя.До ареста отца наша семья потеряла мать. Она умерла от инсульта. Какой-то негодяй лишил нас и отца. Позже выяснилось, что этот человек опасался расплаты за хищение государственного горючего в тракторной бригаде.Вся эта вакханалия беззакония была с готовностью поддержана следователями местного НКВД. И все это годы спустя было названо «сталинскими репрессиями».Семья из 6 человек осталась без кормильца и средств к существованию. С подозрительной поспешностью нас выселили из обжитого и приспособленного для жизни многодетной семьи дома в однокомнатную коммунальную квартиру, в том доме, что находился рядом, и о котором я уже упоминал. Помню, как холодно и неуютно было в этой квартире. Некрашеные полы. Холодная печь без топлива. Воду носили в ведрах на второй этаж. Голодно. Шел октябрь 1939 года.Не смогли выбить признанияЗнакомясь с документами «Дело Карпенко Г. Т.» в архивах НКВД Барнаула в 2004 году, я был крайне удивлен небрежностью составления документов: какие-то грязные листки с грамматическими ошибками и ничего не значащими сведениями. Один документ был написан буквально на клочке обоев с бронзовыми цветочками.Из папки «Дела» были предусмотрительно изъяты те листки, в которых излагалась суть клеветы и фамилия доносителя. Видимо, для того, чтобы избежать предполагаемой впоследствии мести за содеянное зло. Таким образом анонимность доноса-клеветы была сохранена.Знакомясь с материалами следствия, я обнаружил странную особенность в изложении персональных данных. Напрочь отсутствовали паспортные данные. Только год рождения и фамилия. Одинокий человек, будто упавший с неба. Некомпетентностью следователей это не объяснить — не та контора, где пренебрегали бы скрупулезностью расследования. Меня вдруг осенила догадка: а не хитрят ли эти ребята из НКВД? Ведь такой метод следствия им был выгоден и был умышленным, точнее, злоумышленным, по двум причинам: широкий охват выявленных врагов народа и поощрение следователей, раскрывающих этих врагов.Много лет спустя об этих поставщиках несчастного контингента в ГУЛАГи известный советский бард не без сарказма поведал нам в песне: « а кто план перевыполнит, таких там награждали — на вес золота был вор-рецидивист». Надо полагать, что награждали не только за уголовников, но и за врагов народа — тоже.Пока мы мерзли в коммуналке, а отец находился в следственной тюрьме, сестры в разговоре стали часто употреблять новое для меня слово «кассация». И это было связано с отцом.Следователи в угаре поисков врагов народа сочиняли страшную сказку, а на допросах требовали от подследственного эту сказку подтвердить. Разве это вменяемо для психически нормального человека? Но ведь эти вопросы задавали психически здоровые люди. Тогда как увязать сказку с действительностью?Глава семейства, отец 6 детей, которых нужно было кормить, одевать, ставить на ноги, работая не покладая рук, вдруг подается во враги народа, в контрреволюционеры. Нормальному человеку это могло прийти в голову? Было от чего впасть в отчаяние. Поскольку отцу инкриминировали контрреволюционную деятельность, то предлагали все чистосердечно рассказать о своих сообщниках, об организации, в которой он состоял, связях и так далее. Эти вопросы следователей повергали его в оторопь: какие сообщники, какие связи, какие троцкисты. «Я был комсомольцем 20-х годов и помогал становлению советской власти в деревне», - вспоминал отец.Ночные допросыГазета «Трибуна хлебороба» от 18 июля 1987 года Панкрушихинского района Алтайского края опубликовала список первых комсомольцев 20-х годов села Кривое. Вторым в этом списке значится Карпенко Герасим Терентьевич, а пятым — его товарищ по комсомолу Кожевников Савва Елизарович, впоследствии ставший известным сибирским писателем. Эти факты легко было проверить следствию. А зачем? Следователи же должны должным образом реагировать на «сигнал», да и очередная лычка на погон была не лишней. Поэтому вердикт — контрреволюционная деятельность. 58 статья, часть 2. Впереди светил ГУЛАГ.Пока отца выдергивали на допросы, избивали, принуждая подписать предлагаемый ими протокол признания вины, на воле его товарищи, бывшие коллеги по «Маслопрому» и его друзья, узнав, какая с ним случилась беда, начали действовать. Написали кассацию председателю ВЦИК Михаилу Калинину с характеристикой отца. Ответа не последовало. Отец из тюрьмы тоже писал в разрешенные инстанции.Второй раз кассацию направили деятелю наркопроса Надежде Крупской. Пришел ответ: «Дело Карпенко пересмотреть». Между тем на допросах из отца продолжали выколачивать признания, но даже под пытками он отказывался подписывать признание. По этому поводу отец как-то мрачно сказал: «Если бы я подписал этот протокол, это было бы равносильно гибели на лесоповале или в лагере где-нибудь на Колыме.Доведенный выматывающими ночными допросами, моральными и физическими пытками, отец приходил в отчаяние. «Я за советскую власть и никогда не был ее противником. Вся моя жизнь — тому подтверждение. Вы можете меня убить, но я не буду подписывать то, в чем я не виноват и что я не совершал», - сказал он однажды следователю.Усилия друзей и коллег по работе принесли положительные результаты — ситуация преломилась. Стало очевидным, что следователи перегнули палку, и после решения из Москвы - «пересмотреть» дали задний ход и сняли политические обвинения. Нашли уголовную статью, по которой деяние каралось 3 годами тюрьмы. Отца из следственного изолятора перевели в обычную тюрьму для уголовников. Его здоровье и психика оставляли желать лучшего. «Первые три дня в камере я беспросыпно спал — как-будто гора свалилась с плеч, почувствовал облегчение», - рассказывал отец дочерям.Некоторое время он находился в камере с уголовниками, пока не разобрались и с этой напастью.Последний день в тюрьмеКамера барнаульской тюрьмы битком набита молодыми здоровыми мужиками. Им строить бы социализм на своем рабочем месте, а они, позавтракав тюремной баландой, садятся и по очереди играют в шахматы, коротая время перед очередным вызовом на допрос с пристрастием. В этот день отец выиграл несколько партий в шахматы подряд. Его сокамерники удивлялись: «Герасим, что-то тебе сегодня здорово везет!». Вдруг открывается дверь тюремной камеры и на пороге появляется надзиратель, называет имя отца и далее: «С вещами на выход!»Продолжение следует
Добавьте новости «Курьер.Среда» в избранное ⭐ – и Google будет показывать их выше остальных.