Резал аквариумных рыбок и раскладывал их по тарелкам в детдоме житель старого Бердска

из архива Владимира Карпенко

В пять лет Владимир Карпенко попал в детский дом. Мама у него умерла, а отец по доносу «доброго» человека оказался в застенках НКВД.

Много пришлось пережить в довоенное и послевоенное время семье жителя Бердска Владимира Карпенко. Он был совсем маленьким, когда умерла его мама. Через год отца по навету забрали в НКВД как врага народа. Младших детей Герасима Карпенко отправили в детдома. Владимир Герасимович вспоминает о времени, проведенном в детдоме.

Вкусные ледышки из бочки с водой

- Обстановка в семье приближалась к трагической развязке. С едой в доме было плохо, с топливом — тоже. С каждым днем становилось холоднее — на дворе стоял конец октября.

Как и какие рычаги были приведены в действие по спасению осиротевших детей, можно только догадаться. Видимо, последовал сигнал в социальное учреждение от сотрудников НКВД, которые арестовали отца.

Две старшие сестры, которые учились в 7 и 10 классах, остались жить в коммуналке вдвоем. В детдом они не попали. Еще две сестры и брат были определены в Павловский детский дом. Меня же по причине малолетства (5 лет) поместили в Дом малютки в Павловске.

День переезда из холодной квартиры в Дом малютки не удержался в моей памяти, а вот впечатления от пребывания в этом детском учреждении сохранились хорошо.

В частном доме зажиточного крестьянина и разместили нас, малолетних беспризорников, а хозяин этого дома, видимо с статусе социально чуждого элемента доживал свои дни где-нибудь в Нарыме.

Дом стоял в центре районного поселка на той стороне улицы, где находилась братская могила жертв Гражданской войны со скромной пирамидкой на вершине холма. Там были похоронены партизаны. Сейчас на этом месте воздвигнуто капитальное сооружение — мемориал. Бывший Дом малютки про причине ветхости давно снесен.

Каким был наш Дом малютки? Был он сооружен из необычно толстых витых бревен, выцветших от времени. На улицу выходили четыре окна с резными наличниками. Стояли крепкие ворота, калитка же была с большим кольцом-ручкой.

В самом доме находилась большая комната с окнами на юг, из которых открывался вид на братскую могилу. На полу комнаты лежал большой ковер, а на нем стояли маленькие стульчики и столы, за которыми мы обедали.

Окна наших двух спален, для девочек и для мальчиков, выходили на сквер с аллеей и небольшой киноклуб.

Был в доме медпункт и лазарет на одну койку, в котором я умудрился дважды полежать.

Сени были просторными. В них держался небольшой запас дров, стояла большая деревянная бочка, в которую дядька-водовоз заливал привезенную воду. Там же на столе стояли белые керамические бочонки с крышками, в которые наливали кипяченую воду. Но мы предпочитали брать ледышки из бочки и сосать их.

Кормили нас вкусно. Мне запомнилась ароматная рисовая каша с маслом, кипяченое молоко с пенками и вкусная подливка ко второму.

Днем воспитательница собирала нас вокруг себя и, сидя на стуле в залитом солнцем зале, читала нам книжки.

Нескончаемый обоз лошадей и полуторок

Начало зимы 1940 года. Война с Финляндией. Воспитатели стали часто произносить слово «война». Мне непонятно было это слово и я пытался понять его смысл. В конце-концов представил себе, что это такая круглая яма в человеческий рост, и там много людей, которые дерутся палками, воюют значит.

Однажды вечером мы находились в спальне и наше внимание привлекло движение за окном. Мы смотрели на зимнюю дорогу, по которой беспрерывной вереницей шли кони, запряженные в пустые сани, в которых по одному ехали стоя красноармейцы в буденновках, тулупах до пят, с поднятыми заиндевевшими воротниками, с вожжами в руках. Шел пар из ноздрей лошадей и морды их были в куржаке. Обозу из этих повозок не было видно конца.

После ужина воспитательница укладывала нас спать. Следовала команда: «Лечь на правый бочок, положить руку под щеку и закрыть глаза». Она желает нам спокойной ночи, а мы хором отвечаем: приятного сна! Воспитательница покидает спальню.

А тем временем конные повозки сменили автомобили с включенными фарами. От света этих фар на белой стене спальни двигались тени. Как на экране в кино. Было интересно за ними наблюдать. Несмотря на отбой ко сну, мы не могли уснуть.

Зимой и в холодное время за неимением теплой одежды нас не водили гулять на улицу. С наступлением тепла мы ходили в кино. Кинозал находился через дорогу от нас. Один фильм был о Чапаеве, а второй о матросе, который взобрался на допотопный танк и прикладом винтовки стучал в его крышу. Много лет спустя я определил, что это был фильм «Мы из Кронштадта».

Поскольку я был вырван из привычной мне обстановки родной семьи и оказался в обществе незнакомых мне людей, то это и стало причиной тоски и нервного расстройства. Медики сочли необходимым уложить меня на больничную койку в лазарет. Но лежать в одиночестве в просторной комнате для тоскующего ребенка было, наверное, не совсем правильным решением. Но других вариантов не было. Сестра Граня, видимо, догадывалась о моих проблемах и несколько раз навещала меня. Приходила, забирала из группы, и мы гуляли с ней в сквере.

Дорожка аллеи была посыпана битым кирпичом. По обе стороны дорожки буйно цвели одуванчики, а на свежей зеленой траве блестела на солнце роса. Мы ходили по аллее и сестра что-то спрашивала, рассказывала, и мне вновь было хорошо, как в родной семье.

С воспитателями мы ходили на берег речки. Там был мост с перилами. Девочки постарше, в закрытых купальниках, забирались на перила и ныряли в воду. Мы смотрели на них и восхищались их смелостью.

В конце лета 1940 года меня навестили сестры и старший брат из соседнего детдома. В качестве подарка вручили мне ветки облепихи с оранжевой спелой ягодой. Вскоре после этого визита нас, уже немного подросших детей, погрузили в кузов полуторки и в сопровождении двух воспитательниц отправили в Барнаульский детдом. Дорога была длинной, 60 км. Мне интересно было смотреть по сторонам. По правому борту я увидел аэродром с большим количеством аэропланов, стоявших линейками в нескольких местах. На высокой мачте болтался на ветру полосатый «колдун» (определяет направление и силу ветра).

Почему буксир из кирпича?

Мы приехали в Барнаул в карантинный дом по ул. Чкалова. Небольшой двухэтажный дом казался стройным и нарядным. Он был весь в деревянных кружевах от карниза до козырьков. Когда мы приехали сюда, нас накормили чем-то горяче-молочным. После ознакомления с местом обитания мы обнаружили аквариум с рыбками и еще детский набор посуды. Мы достали рыбок и маленькими ножичками резали их и раскладывали по тарелочкам. Наказание за это деяние я не помню.

После карантина нас перевезли в детдом, большое белое здание санаторного типа. Он находился за городом, на высоком берегу Оби. Вся территория вокруг детдома была обустроена дорожками и клумбами. Я потихоньку стал знакомиться с окрестностями нового места жительства. Подходил к краю высокого обрыва Оби и с опаской смотрел вниз. Там стояли причаленные к берегу буксирные пароходы, судовые надстройки которых, как мне казалось, были сложены из красного кирпича. Почему, недоумевал я, ведь это так тяжело для парохода. Мне даже казалось, что я вижу швы кирпичной кладки. Но ведь они должны быть! И детской воображение рисовало их. Потом все стало на свои места: оказалось, что надстройки тех буксиров было принято красить охрой.

Вырвавшись из застенков НКВД, отец в сентябре 1940 года впервые навестил меня в детдоме. Позднее, в октябре, отец приехал во второй раз и забрал меня домой. Он снял частный дом и собрал всех детей под одной крышей.

По воспоминаниям Владимира Карпенко подготовила Галина Панчева