«Курьер. Среда. Бердск» продолжает публиковать воспоминания бердчанина-фронтовика Вячеслава Черноголовкова. Его записи — это уникальный материал по истории страны. По его воспоминаниям можно узнать реальную деревенскую жизнь начала 20 века, подлинные события Великой Отечественной войны, восстановление СССР после военного лихолетия. Мы искренне благодарим Вячеслава Кузьмича за то, что он оставил потомкам целую книгу о своей жизни, в которой, как в капле воды, отражается целая эпоха, судьба не одного поколения советских людей.
Ташкент- город хлебный
Судьба забросила меня в Ташкент. Поработал я там грузчиком на паровозоремонтном заводе. До сегодняшнего дня с большим уважением вспоминаю своего напарника. В конце сороковых годов правительство издало постановление для поднятия дисциплины на производстве. Судили за опоздание на работу даже на пять минут, за прогулы. Наказание было не слишком жёсткое, но наносило ущерб по кошельку. За 2-3 опоздания осуждали к штрафу, с вычетом из зарплаты от 10 до 30% на 1-5 месяцев. За прогулы давали принудительные работы на срок до полгода.
Мне достался в напарники молодой человек, сын какого-то учёного. Заслужил он наказание за прогул. Имя его я не припомню, зато помню его отношение к работе. Он был моложе меня года на 4, жил в полном достатке на отцовских харчах, труженик был отменный. От меня не отставал. Выполняли мы с ним самую сложную работу по разгрузке и погрузке тяжеловесных предметов и изделий.
На эти работы расценки ( а в то время оплату производили строго по объёмам и утверждённым расценкам) были высокие. Грузоподъёмных механизмов не хватало, приходилось делать вручную. Случился у нас с ним и несчастный случай. Ломиками погрузили на тачку заготовку паровозного дышла весом около 400 кг. На месте разгрузки я поддержал один конец заготовки руками, а второй конец заготовки был уже на земле, и даю команду вытащить из-под него тачку. Паренёк случайно второй ручкой тачки ударил меня по коленке в самое больное место, груз упал, и я маленько успел убрать из-под него свои руки, на правой руке оказались раздробленными два пальца.
В медпункте мне оказали первую помощь, пришили кончики пальцев к руке. На работу я не выходил дня 3, потом не вытерпел и вышел. Мой напарник ухаживал за мной всё время, как за грудным ребёнком, обвинил себя в случившемся, а вины его в этом абсолютно никакой не было, всё вышло случайно. Дня через 4 прихожу к хирургу на перевязку. Размотал он с пальцев бинты и с горечью произнёс: « Пропали все мои труды». Оказывается, кончик одного пальца не прижился, и оторвался вместе с бинтом. Второй палец остался на всю жизнь изуродованным.
Так мы с напарником проработали совместно полгода. Всё это время он меня оберегал. Он уволился по истечении срока наказания. Меня законно не уволили, пришлось покинуть производство самовольно. В этот промежуток времени случилось сильнейшее Ашхабадское землетрясение. Рассказывали, что под землю уходили целые дома. Очень много пострадавших проезжало через Ташкент на поездах в больничные учреждения в другие города.
На остановке поезда пострадавшие выходили в тамбур вагона, вроде бы совершенно здоровый человек, самостоятельно ходит, но лицо и руки побелевшие, на разговоры никак не реагирует, на любые вопросы не отвечает, впечатление такое, что он совершенно тебя не слышит. Тяжело раненых эвакуировали автотранспортом. В город направили воинскую часть для поддержания там порядка и оказания необходимой помощи.
Томск пришелся по душе После Ташкента я перебрался в Томск. На этот раз мне повезло, сумел приобрести билет на пассажирский поезд в купейном вагоне. Участникам войны (а их в то время, конечно, было много) выдавали по талонам, приложенным к орденской книжке, бесплатные билеты для проезда железнодорожным или водным транспортом в любую область СССР. За всё время я сумел использовать только два талона, потом эту льготу отменили.
Город Томск расположен вдали от магистральной железной дороги, до города проложена ветка, пересадку надо было делать на станции Тайга. Мне хорошо запомнилась и понравилась эта станция. Название полностью соответствовало местности, кругом росли вековые деревья. Через какие-то семь лет станцию было не узнать, весь лес вырубили.
В Томске я в первую очередь устроился на работу в Томский лесоперевалочный комбинат. Там мне дали место в общежитии. Сибирские климатические условия мне больше понравились. Томск славился большим количеством учебных заведений. Вот я и осмелился в поездку с целью поступить в какой-нибудь техникум, вторую задачу перед собой я поставил по розыску родственников Ванюшки. К большому сожалению ни то, ни другое выполнить не сумел, кишка тонка оказалась. Обратился я в милицию и в военкомат с просьбой помочь разыскать семью Неупокоевых, дали мне адресок, к сожалению, проживали там однофамильцы.
Во мне боролись две силы, да и сейчас ещё никак не определился, как лучше поступить. К большому сожалению, могилку Ванюшки я показать и разыскать не смогу. Поблизости никаких населённых пунктов не было, помню только, что это находится где-то поблизости от финской границы, около двух озёр. Тем более, что потери в этом районе были большими, и всех убитых хоронили в братских могилах, обычно использовали глубокие воронки от разрыва авиабомб или крупнокалиберных снарядов. А я даже не видел, куда унесли санитары труп Ванюшки.
Одним словом родственников я не разыскал к большому моему сожалению. В техникум тоже не поступил. Предложили без экзаменов зачислить на первый курс, а я просился сразу на третий. Все мои мечты не осуществились. На работе меня направили в бригаду грузчиков. Лес поступал на базу на палубных баржах с низовьев реки Томь в большом количестве. Задача бригады заключалась в том, чтобы побыстрее разгрузить баржу, за сверхнормативный срок база оплачивала водникам большие штрафы. Были моменты, когда одновременно разгружали 2-3 баржи. Разгрузку производили баграми.
В гавани лес в один слой не размещался, и при разгрузке образовывались так называемые костры. Лес в кострах погружался в воду до самого дна в гавани. Наша бригада в основном загружалась разборкой этих костров. В гавани работал один катер вместе с нами, надо было отыскать в костре то бревно, которое образовало костёр, привязать его тросом, и, с помощью катера с разбегу вытащить его из костра. Стальной трос использовали толщиной 2-3 см в диаметре. Там я научился делать морские узлы, позволяющие легко развязывать эти петли на тросе.
На разгрузочных работах нашу бригаду использовали только в то время, когда не было в гавани костров, и весь лес находился на плаву. Через всю территорию базы проходил, так называемый, балиндер. Сооружение для транспортировки древесины из воды на сушу с одновременной сортировкой и раскладкой леса по штабелям. Далее из штабелей лес при помощи козлового крана загружался в вагоны и направлялся во все районы и республики СССР.
Больше всего отгружали в районы средней Азии и, в первую очередь, для Ашхабада. Город Ашхабад восстанавливался всей страной, за каждой областью закрепили объекты и установили срок выполнения работ. Рядом с нашей лесоперевалочной базой, так же на берегу речки, располагалась крупная спичечная фабрика.
Моя Маша В Томске я подружился с Машей, моей будущей женой. Она, так же как и я, работала разнорабочей на балиндере. Свадьбы у нас никакой не было, просто собрались её подружки и мой сосед по общежитию на обед. Я жил в общежитии в маленькой комнатке вдвоём с мужчиной, он согласился пустить в нашу комнату и Машу. Родители Маши жили в деревне Ильинка Алтайского края, они попросили приехать к ним для знакомства. Пришлось согласиться с просьбой, в ноябре месяце мы уволились и поехали на родину Маши.
Деревня Ильинка расположена от города Славгорода на расстоянии около 90 километров. Отца Маши (моего тестя) звали Трофим Михайлович, мать - Елена Петровна. Вместе с ними жила младшая сестра Таня, вторая сестра (средняя) в это время уехала к брату, брат 1926 года рождения служил в армии в танковом подразделении, расположенном в Кубинке, в качестве вольнонаёмного военнослужащего танкиста-испытателя.
Дом у родителей был маленький, всего одна комната заменяла и кухню и спальню. Пол, как и в большинстве домов, был глинобитный. В комнате сложена русская печка, а сбоку к ней пристроена плита. Под одной крышей был построен двор для скота и помещение для столярной мастерской. Трофим Михайлович был хорошим столяром, для всей деревни изготавливал оконные рамы, двери, простую мебель.
Родители Маши встретили меня в первые дни с небольшим недоверием (а может мне просто так показалось). Но это недоверие длилось несколько дней, а потом вроде бы даже и полюбили. В деревне работы для меня не было, в колхоз вступать не захотел, поневоле вспомнил прожитые тридцатые годы. Трофим Михайлович уговаривал меня остаться у них, к лету обещал подобрать для меня подходящую работу механизатором.
На все лады расхваливал жизнь в колхозе в довоенные годы в 1938-41 годах. Жители деревни были обеспечены всем необходимым для проживания. В деревне был свой клуб, почта, продуктовый и промтоварный магазины, медпункт, своя больница на 15 коек и т. д. В клубе был организован прокат всех новых фильмов. Зерном и овощами, а также сеном для скота обеспечивали полностью, даже с избытком. После войны всё хозяйство ещё не успели восстановить, но сельскохозяйственную технику уже начали пополнять новыми машинами. Мужчин в деревне явно не хватало, многие сельчане не вернулись домой, и навечно остались на полях сражений. Посоветовались мы с Машей и решили продолжить путешествие дальше.
Продолжение следует