Сегодня, 17 июня, Центральный районный суд вынес обвинительный приговор по уголовному делу в отношении Михаила Садового. Он признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 160 УК РФ (растрата с использованием служебного положения в особо крупном размере). Об этом "Курьер. Среда. Бердск" сообщили в прокуратуре Новосибирской области.
В суде установлено, что директор ФГБУ «ННИТО им. Я.Л. Цивьяна» Садовой совместно с лицом (уголовное дело в отношении которого выделено в отдельное производство) в декабре 2014 года – январе 2015 года издал приказ о премировании 10 сотрудников учреждения суммами от 640 тыс. до 4,1 млн рублей.
Условием выплаты премий являлась передача ему и его подельнику большей части выплаченных денежных средств. Таким способом Садовому и соучастнику (находится в розыске) удалось похитить средства федерального бюджета в размере свыше 10 млн рублей.
Экс-директор не признал свою вину. Он указал, что не помнит подписывал ли приказы о выплате премий, требований о передаче денег он сотрудникам не высказывал, по его мнению им допущена небрежность при контролировании фонда оплаты труда, денежные средства от сотрудников он не получал, корыстного умысла не имел.
Им добровольно частично погашен ущерб в размере 1,5 млн рублей.
Суд приговорил Садового к 3 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима, а также штрафу в размере 100 тыс. рублей и с лишением права занимать руководящие должности в государственных учреждениях на срок 2 года.
Приговор в законную силу не вступил.
То, как НИИТО и клиника Мешалкина развивались последние десятилетия, показывало наблюдателям, что внутри есть достаточные денежные потоки, которые каким-то образом осваиваются. И, соответственно, могли будоражить воображение идеей, что поосваивать эти потоки можно было бы еще каким-нибудь образом. Мнение главного редактора информационно-аналитического агентства «Центр деловой жизни» Андрея Кузнецова публикует Тайга.инфо.
"У истории, которая разворачивается вокруг Национального исследовательского центра имени Мешалкина, действительно, очень много общего с историей НИИТО, которая длится уже больше 1,5 лет. И в том, и в другом случае ключевую роль сыграли претензии к политике закупок, которые совершали эти медицинские учреждения. И НИИТО, и клиника Мешалкина — это крупные предприятия в сфере здравоохранения. Я не случайно употребляю термин «предприятия» — там достаточно много коммерческих вопросов, помимо собственно государственных.
И то, как эти клиники развивались последние десятилетия, конечно, показывало всем сторонним наблюдателям, что внутри есть достаточные денежные потоки, которые каким-то образом осваиваются. И, соответственно, могли будоражить воображение идеей, что поосваивать эти потоки можно было бы еще каким-нибудь образом. Например, не строить новые корпуса, не приобретать новое оборудование, а направить их на какие-то другие цели. Либо, точно так же, строить новые корпуса, но с привлечением других подрядчиков, на других условиях. Вариантов могла быть масса.
А если вернуться к этому общему истоку, то речь о претензиях в части государственных закупок. И здесь есть тонкий момент. У нас, действительно, ведется, по крайней мере, на словах, очень активная государственная политика по борьбе с картелями, со сговорами на государственных тендерах. И в Уголовном кодексе есть специальная статья 178, которая посвящена непосредственно нарушениям в сфере конкуренции. Но эта статья очень сложная. Для работы с ней нужны сыщики очень высокой компетенции. И насколько там убедительна по сбору и убедительности доказательная база, настолько же там сравнительно мягкое наказание.
Поэтому на примерах НИИТО и клиники Мешалкина мы видим, что преступления, которые лежат именно в плоскости борьбы с картелями, по факту превращаются в предъявление обвинений в мошенничестве. А это уже другая статья. Там гораздо жестче сроки, и это дает возможность следователям требовать заключения подозреваемых, обвиняемых в СИЗО на время предварительного следствия. С антикартельной, 178-й, статьей это было бы гораздо сложнее.
Всем понятно, что когда обвиняемый оказывается в СИЗО, он, с одной стороны, становится безопасен для следствия, так как не может ни на что повлиять и ничего скрыть, а, с другой стороны, оказывается в таких некомфортных условиях, что это должно активно способствовать тому, чтобы он пошел на сотрудничество со следствием.
Если бы здесь однозначно уголовная борьба за чистоту рядов в руководящем составе медицинских центров национального масштаба велась именно под знаменем борьбы с картелями, «чистых» тендеров, то, наверное, вопросов у общественности было бы гораздо меньше. А сейчас, когда это все переформатируется в борьбу с мошенничеством, звучат обвинения в хищениях на какие-то колоссальные суммы. В случае с НИИТО — более 500 млн рублей, в случае Мешалкина — более 1 млрд рублей.
Важно понимать, из чего они, собственно, формируются. Я не знаком с сутью дела по клинике Мешалкина — каким образом там насчитали, но в истории с НИИТО, например, сумма набежала таким образом, что следствие просто посчитало разницу между ценой, по которой приобретались препараты у фирм-поставщиков, и по которой они были поставлены медицинскому центру. И вот вся эта разница, она пошла в похищенное. Я думаю, что это в принципе исключает саму по себе возможность устанавливать какую-то наценку для компаний-поставщиков. А так ведь не бывает, ведь правда? Должны быть какие-то разумные коммерческие отношения.
Плюс к этому не было подробного анализа структуры закупок, а это тоже очень важно, потому что одни и те же компании поставляли некоторые препараты даже в убыток себе. В конечном счете, они все равно получали выгоду в целом, но для того, чтобы получать вот эти крупные контракты, они шли на то, чтобы что-то продавать себе в минус, а на чем-то зарабатывать. Анализ этих выгод и убытков требует очень кропотливой работы, а правоохранители у нас — очень занятые люди, и у них не всегда хватает времени и желания в этом разбираться".
